Где создается красота: в мастерской Саши Кокачевой в Санкт-Петербурге

ОТКРЫТАЯ СТУДИЯ «НЕПОКОРЕННЫЕ» — ОГРОМНАЯ, ЗДЕСЬ ВМЕСТЕ С ТОБОЙ РАБОТАЕТ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ХУДОЖНИКОВ. КАК СОСЕДСТВО С ДРУГИМИ АВТОРАМИ ВЛИЯЕТ НА ТВОЙ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРОЦЕСС?

Все мастерские здесь друг от друга изолированы, и с соседкой Алисой Гореловой у нас обычно не совпадают графики, мы не часто пересекаемся. Она работает по утрам, а я, наоборот, по вечерам. Иногда приятно быть одной, погрузиться в свои мысли и работать, включив музыку или слушая книги. А иногда наоборот. Приятно, что рядом есть люди: можно отвлечься, с кем-то поговорить. Это расслабляет и дает возможность отключиться — а потом работать с новыми силами в своем направлении.

КАК ВООБЩЕ ПРОХОДИТ ТВОЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ В МАСТЕРСКОЙ, ЕСЛИ ТЫ ЗДЕСЬ ОДНА?

У меня мало свободного времени, я работаю еще на двух работах. Когда оно есть, я стараюсь либо приехать в мастерскую, либо сделать что-то по дому, либо сходить в зал. Но чаще всего выбираю мастерскую. Когда я приезжаю сюда, то у меня обычно нет ничего в голове, я сажусь в кресло и думаю, что бы сделать. Я часто работаю с архивами фотографий — перебираю их, пересматриваю, пытаюсь вдохновиться. Когда я целенаправленно еду сюда, понимая, что хочу делать, — работа идет очень быстро. ​​У меня есть свой способ работы: прихожу, если надо, — натягиваю холст, который в последнее время шью сама из кусочков различных плотных тканей или обрезков холста. Я за то, чтобы рационально и осознанно использовать материалы. Художники и так создают немало лишнего, поэтому я стараюсь давать материалам вторую жизнь, использую их по максимуму.

ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО СЛУШАЕШЬ КНИГИ. МЕНЯ ЗАЦЕПИЛО, ЧТО У ТЕБЯ В СТЕЙТМЕНТЕ РАЗВИВАЕТСЯ МЫСЛЬ ОТ ЦИТАТЫ МАРКА ФИШЕРА. КАКУЮ РОЛЬ КНИГИ И ФИЛОСОФСКИЕ ТЕКСТЫ ИГРАЮТ В ТВОЕЙ ПРАКТИКЕ, И В ЦЕЛОМ В ТВОЕЙ ОБЫДЕННОСТИ?

Зачастую я отталкиваюсь от книг, когда думаю об идее выставки. До этого у меня была персональная выставка в Москве, сфокусированная на книге Ролана Барта «Фрагменты речи влюбленного». Сейчас я размышляю на темы времени, ностальгии, хонтологии (прим.ред. — термин философа Жака Деррида, означающий нечто, застывшее между существованием и несуществованием).

РАССКАЖИ ПРО СВОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. ЗНАЮ, ЧТО ТЫ УЧИЛАСЬ И ЗА РУБЕЖОМ.

Я училась в Академии Художеств им. Репина, где некоторые студенты имели возможность съездить на стажировку. Мы ненадолго ездили в Иматру, у нас был курс по продольной ксилографии. Обучение там было построено по-другому: есть приглашенные кураторы и художники, которые приезжают, проводят свои курсы, студенты тут же делают задания, а потом приезжает другой художник.

ПОЛУЧАЕТСЯ, ТЫ ВИДЕЛА, КАК РАБОТАЮТ СТУДЕНТЫ-ХУДОЖНИКИ ЗАРУБЕЖОМ, СМОГЛА УВИДЕТЬ ДРУГОЙ КОНТЕКСТ. ПОВЛИЯЛО ЛИ ЭТО НА ТЕБЯ?

Одна из книг, которая произвела на меня впечатление была «История уродства» под редакцией Умберто Эко. В ней рассматривается история культуры и искусства с точки зрения не-красоты. То, что мы всегда воспринимаем как искусство, — красивое, но уродство тоже присутствует. Всегда был какой-то персонаж в картинах того же Возрождения, который являлся антиподом красоты. Я подумала, что не надо держаться за правила. Красота — не в идеальности, а, наоборот, в искажениях, несовершенствах.

Какое-то время я пыталась избавиться от своего академического бэкграунда, чтобы рисовать свободнее, но он мне всё равно так или иначе помогает. У меня много разных навыков, как можно использовать материалы, как работать — рука уже поставлена. Основываясь на этом, я развиваю свой собственный стиль. Разница зарубежных художников и школ современного искусства как раз в том, что туда приходят учиться не за академизмом, а за пониманием искусства, течений, концепции и философии, а в академии преподают именно навыки. Хорошо, что у меня получается это каким-то образом совмещать.

С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, ТЫ САМА ГОВОРИШЬ, ЧТО МНОГО ЧИТАЕШЬ.

Да, мне это всегда было интересно, но у меня синдром самозванца. Кажется, что я недостаточно разбираюсь, и поэтому постоянно читаю.

ТЫ УПОМЯНУЛА, ЧТО РАБОТАЕШЬ С АРХИВНЫМИ МАТЕРИАЛАМИ. РАССКАЖИ ПРО ЭТОТ ПРОЦЕСС.

У меня есть больная тема еще со времен Академии: нам часто давали задание «Автопортрет». Я не люблю фотографироваться, не люблю, когда меня рисуют. Мне нужно было преодолеть этот барьер непринятия себя, и я решила сделать целую серию по своим детским фотографиям. В один из приездов к родителям домой в Архангельскую область, я перебирала старые снимки, и думала, что раньше, фотографировалась — и ничего, не было никаких стереотипов о себе, никаких комплексов. Так я стала изучать себя через автопортрет и тему времени, воспоминаний.

Потом нашла пленки, которые были проявлены, но никогда не были напечатаны. Сьюзан Сонтаг писала, что воспоминания фотографичны, и когда я стала рассматривать пленки, ко мне пришло откровение — я помню эти моменты. Я вернула себе память через затерянные негативы.

Так как выставка про прошлое, настоящее, будущее — это пастиш (прим.ред. — имитация и мимикрия под другой стиль) переплетения всего. Время сейчас потеряло свою линейность, оно стало палимпсестом. Я могу использовать свой собственный бэкграунд, свою историю, свои воспоминания, поэтому эти фотографии как призраки просачиваются сквозь работы, и мне это интересно.

Хотя, когда я показываю маме свои работы, несмотря на то, что работы далеки от реалистичных, она узнает, где нарисована она и говорит: «Ой, я тут такая толстая…». Потом я говорю ей, что эту работу купили первой, она отвечает: «Ничего себе, ну я тут как “Девочка с персиками” Валентина Серова».

У моих родителей нет художественного образования, погружения в искусство и культурологию, у них на это обыденный взгляд. Мама часто повторяла фразу, что раньше, когда я училась в Академии, ей мои работы нравились больше. Я пытаюсь объяснить, почему я рисую именно так, чтобы ей было понятно. Меня радует, что она интересуется, но иногда бывают придирки, мол, зачем ты это нарисовала… А потом, когда это имеет какой-то успех, — мама гордится мной. Я показывала ей фотографию экспозиции, она сказала, что у нее мурашки по коже. Мне нравятся эти реакции, родители всегда меня поддерживали, и благодаря им я смогла уйти в искусство.

ТО ЕСТЬ ЭТО НЕ ТОЛЬКО РАБОТА НА УРОВНЕ МАТЕРИАЛА, ИДЕЙ, НО ЕЩЕ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С РЕАЛЬНЫМИ ЛЮДЬМИ, КОТОРЫЕ ТАК БЛИЗКИ.

Да, у меня и брат, и сестра сейчас живут в Петербурге. Мы не так часто видимся, но через фотографии своих работ я поддерживаю с ними связь. Когда я еще училась, все меня просили нарисовать их портрет, но я переживала, что не смогу нарисовать хорошо — выйдет по-детски, несовершенно и поэтому я всегда это откладывала. А сейчас я начала рисовать их, но уже точно не идеально, не академично, а искаженно.

Иногда я рисую с фотографий своих подруг детства, и в этом случае встает внутренний этический вопрос — как они отнесутся, увидев это, но пока не было негативных отзывов. Я знаю, что они подписаны на меня и следят, узнают себя, несмотря на то, что я рисую немного призрачные, искаженные образы.

ЗНАЕШЬ, МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО ТВОИ РАБОТЫ — ПРО НЕУЗНАВАНИЕ. БУДТО ТЫ СПЕЦИАЛЬНО ИСКАЖАЕШЬ ИХ ТАК, ЧТОБЫ ПАМЯТЬ КАЗАЛАСЬ НАМ ТУМАННОЙ И НЕДОСТОВЕРНОЙ. А ОКАЗЫВАЕТСЯ — НАОБОРОТ, ЧТО ЭТО ДАЖЕ БОЛЬШЕ ПРО УЗНАВАНИЕ, ЧЕМ ПРО НЕУЗНАВАНИЕ?

Я хочу сделать образы «общими», чтобы каждый находил свое отражение в них. Марк Фишер пишет, что у человечества общее прошлое, когда-то мы мечтали о совершенном будущем, но оно так и не свершилось, поэтому мы живем в бесконечном сейчас, постоянно перебирая прошлое и всячески его наслаивая. Этих параллелей и наслоений много, и они всегда имеют связь с другим человеком.

КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, КОЛЛЕКЦИОНЕР, ПОКУПАЯ ТВОЮ РАБОТУ, ЖИВЕТ С ПОРТРЕТОМ НЕЗНАКОМЦА ИЛИ В ЭТОМ ПОРТРЕТЕ УЗНАЕТ КОГО-ТО, КТО ЕМУ БЛИЗОК?

Если посмотреть на историю коллекционирования, то Савва Морозов, братья Третьяковы собирали портреты художников, и, мне кажется, тут не дело в том, кто изображен, а кто это изобразил. Мне бы хотелось, чтобы меня покупали не потому, что я кого-то изобразила, а потому, что это работа моих рук.

Недавно один коллекционер делала небольшой обзор моей работы и нашла в ней свои смыслы — что-то в работе близко к ее личным переживаниям, для нее она теплая и трогательная.

КАК ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К ТОМУ, ЧТО ЗРИТЕЛЬ УЗНАЕТ СКОРЕЕ ЧТО-ТО СВОЕ, ЧЕМ ДОЙДЕТ ДО ТОГО, ЧТО ВЛОЖЕНО ТОБОЙ, ИЛИ ЭТО ВСЁ ВЗАИМОСВЯЗАНО?

Это тоже по Барту, про смерть автора. Это вполне нормально, мне, наоборот, нравятся разные интерпретации моих работ. Я могу вкладывать что-то определенное, и если мне надо, я буду это повторять, но мне нравится, когда зритель находит свое. Сейчас даже на монтаже выставки работали простые ребята без художественного образования. Один парень меня постоянно спрашивал, про что моя выставка, несколько раз делал предположения. Когда монтаж закончился, он подошел и сказал, что выставка — про сказку, потому что в экспозиции есть стрелы как у Ивана Царевича.

Такие интерпретации меня саму подталкивают к чему-то большему.

РАССКАЖИ ПОДРОБНЕЕ КАК ШЛА ПОДГОТОВКА К ВЫСТАВКЕ?

Очень быстро. Я еще с прошлой выставки зареклась, что нужно как можно больше времени закладывать на подготовку и на реализацию. Но почему-то всё происходит ровно наоборот. Если раньше подготовка занимала 6 месяцев, сейчас она шла 3−3,5 месяца. Большая занятость мобилизует все силы.

По опыту многих выставок я поняла, что мне важно сначала сформулировать тему, продумать концепцию и уже потом на нее нанизывать работы. Просто собрать выставку из того, что есть, — не рабочий вариант.

ЧЕМ ТВОЙ МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ПРИ ПОДГОТОВКЕ ОТЛИЧАЛСЯ В ЭТОТ РАЗ? КАК ТВОЯ РАБОТА С ПАМЯТЬЮ, КОЛЛЕКТИВНЫМ, ХАРАКТЕРИЗУЕТСЯ В ЭТОЙ ВЫСТАВКЕ?

Как заметила в кураторском тексте Настя Хаустова, эта выставка про лиминальность времени. Есть общие, проходные места, и у меня есть такое — это время. В пространстве выставки есть люстра, которая проходит сквозь стены и потолок: она закреплена на втором этаже, идет насквозь, и видна на первом этаже. Галерея по своей структуре тоже является лиминальным пространством.

Вечное сейчас, в котором мы находимся, — более углубленное размышление, следующее из моих предыдущих выставок.

ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ЗНАЧИТ ВЫСТАВКА В БОЛЬШОЙ ИНСТИТУЦИИ, ЧТО ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ?

Первая эмоция — большая ответственность, что нужно не подкачать. Есть чувства тревоги и беспокойства перед выставкой. Хочется, чтобы всё прошло хорошо, всегда переживаю перед открытием.

У ТЕБЯ ЕСТЬ ПРОЕКТ МЕЧТЫ?

Меня и в галерее сейчас спрашивают о дальнейших планах, но я настолько была захвачена процессом подготовки к этой выставке, что у меня не было мыслей о других проектах.

Хочу участвовать в зарубежных выставках. Я хочу избавиться от академического флера, чтобы меня воспринимали больше как думающего художника.

КАК СФОРМИРОВАЛСЯ ТВОЙ СТИЛЬ?

Это насмотренность. У меня есть любимые авторы, которых я пересматриваю. Во время учебы я сохраняла много фотографий, картинок, изображений художников, изучала лекции. Педагоги заложили фундамент моего взгляда на искусство. На протяжении какого-то времени я участвовала в Школе активного рисования и перформативного позирования (ШАРППС‑7) группы Север-7. Мой преподаватель Леонид Цхэ на дипломном курсе посоветовал мне поступать в Школу молодого художника «ПРО АРТЕ» в 2018 году.

Благодаря биеннале «Манифеста», проходившей в Санкт-Петербурге, я стала увлеченнее интересоваться современным искусством. Я всегда стараюсь расширять свое восприятие, чтобы не стать заложником одного приема.

И В ТВОЕМ ИСКУССТВЕ ЕСТЬ НЕ ТОЛЬКО ЖИВОПИСЬ, НО И ИНСТАЛЛЯЦИЯ.

Мне нравится экспериментировать и находить новые формы. Еще до Академии я училась в колледже культуры и искусств в Архангельске. Там нас научили и на станке ткать, и плести пояски, и делать керамику. Это умение всего и сразу — сложно, а потом трудно определиться с собственным языком, тебя это немного расщепляет, но зато всегда есть интерес к новому материалу.

Например, сейчас в Усадьбе Демидова участвует моя инсталляция «Вспоминая завтра» — камин из поролона. Это сайт-специфик проект. Из поролона я делала еще и кресло-трон, на ярмарке |catalog| все пытались на него присесть, в итоге оно развалилось, но его все равно, как ни странно, купили.

КАК ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО ВЫЙТИ ЗА ГРАНИЦУ ПЛОСКОСТИ?

Это решает идея, от которой я отталкиваюсь. Сейчас, когда я делала выставку, я обратилась к металлу, потому что начала читать Марка Фишера, который отсылает к сериалу «Сапфир и Сталь», где главные герои — Сапфир и Сталь, элементы периодической системы. Сталь означает твердый, железный характер — для меня это паттерны из прошлого, воспоминания, близкие многим. На металлических пластинках я сделала гравировки — узоры ковров, которые висели на стенах, рисунки старых обоев, которые как воспоминания из прошлого проступают сквозь многослойность истории. Они всегда с нами, в нашем коде, как стереотипная связка со словами «Самовар», «Медведь» и «Балалайка» — это следы эпохи, которую я застала. Этот паттерн выходит наружу и объединяет целое поколение.

Стрелы тоже имеют большой нарратив: они означают линейность времени, оружие охотника, с которым можно преследовать время на выставке. Ты постоянно пытаешься поймать эфемерное состояние, но всегда промахиваешься, поэтому стрелы хаотично летят по залам.

МНЕ ПОНРАВИЛАСЬ МЫСЛЬ ПРО ГРАВИРОВКУ СТАЛИ УЗОРАМИ КОВРОВ, ПОТОМУ ЧТО ЕСЛИ ЛИСТ СТАЛИ С ТАКИМ РИСУНКОМ УПАДЕТ НА ТЕБЯ, ТО ТЕБЯ ПРИДАВИТ ЕЩЕ И НОСТАЛЬГИЕЙ.

Мне нравится слушать ученых, которые рассказывают про время как четвертое пространство: по пространству трехмерному мы всегда можем ходить влево-вправо, назад-вперед, а время всегда линейно. Например, есть теория о том, что существует возможность возвращения в прошлое с помощью временных нор, но она описана только на бумаге.

Мне интересно время само по себе — оно и материя, и не материя, которую хочется поймать, но которая всегда будет от тебя ускользать.

ПОЭТОМУ И НАЗВАНИЕ ВЫСТАВКИ «ЭТО ЛОВУШКА...». ВЫБЕРЕМСЯ МЫ ИЗ НЕЕ?

В одну воду не входят дважды, ты все равно вернешься другим.

КАКИЕ У ТЕБЯ ОЖИДАНИЯ ОТ ВЫСТАВКИ?

Я очень волнуюсь, если честно. Хочется избежать этого момента, спрятаться и наблюдать со стороны. Как мои стрелы не попадают в цель, я точно так же хочу непопадания в меня.

Думаю, такое волнение свойственно мне и, наверное, любому творческому человеку, который показывает результат своей деятельности. Но надеюсь на успех, естественно.

Я ДУМАЮ, ЭТО ПОДДЕРЖИТ И ДРУГИХ, КТО ТОЖЕ ДЕМОНСТРИРУЕТ РЕЗУЛЬТАТЫ СВОЕГО ТРУДА. ВСЕГДА КАЖЕТСЯ, ЧТО УСПЕШНЫЙ ХУДОЖНИК ПЕРЕД ОТКРЫТИЕМ ВЫСТАВКИ УВЕРЕН В СЕБЕ, НО КОГДА УЗНАЕШЬ, ЧТО КТО-ТО УСПЕШНЫЙ ТОЖЕ ВОЛНУЕТСЯ, — СТАНОВИТСЯ ЛЕГЧЕ. НАЧИНАЕШЬ ДУМАТЬ, ЧТО ЭТО НОРМАЛЬНО.

Да, поэтому мне кажется важным говорить, что я несовершенна, тоже сомневаюсь, сталкиваюсь со сложностями. И это нормально для художника.

Это всё, конечно, сентиментально, но на самом деле я еще люблю ироничные истории. У меня была другая серия про ностальгию по тусовкам 90-х, когда были популярны дискотеки, существовала клубная культура. Мне было очень смешно это все рисовать, я добавляла в сюжеты мемы. На ярмарке Port Art Fair была представлена моя работа с узнаваемым персонажем — героем мема про очень плохую музыку в клубе. Под конец открытия ярмарки я стояла возле своих работ, вдруг забегает парень и говорит…

ЧТО ЗДЕСЬ НАРИСОВАН ЕГО ДРУГ! Я В ЭТОТ ЖЕ МОМЕНТ СТОЯЛА РЯДОМ ДВА ГОДА НАЗАД.

Вот и пастиш, переплетение истории. Этот парень потом сфотографировался со мной и написал, что прислал эту фотографию своему другу.