Отцы и дети: работы современных художников, переосмысляющие роль мужской фигуры в семье
В рамках темы месяца, посвященной материнству и отцовству, решили рассказать о том, как художники прошлого и настоящего рассказывают в своих арт-проектах о папах.
Золотой зуб отца как оберег; найденный альбом с фотографиями, где вырезано лицо мужчины; а также фотостудия в Сирии, которая стала вдохновением для художника, — все это отображено в проектах, о которых мы расскажем дальше.
В арт-мире существует множество арт-проектов, посвященных личному опыту материнства или чувствам к своим мамам. Мать и дочь, мать и сын, травмирующий или радостный опыт материнства, потеря своего социального статуса из-за рождения ребенка, истории матерей одиночек — и лишь изредка отец и дочь, отец и сын, еще реже — одинокий отец.
Тем не менее, в эпоху сознательного родительства и вовлеченного отцовства идея отстраниться от этой темы практически невозможна. И хотя все еще достаточно крепки образы мирового искусства прошлого — Мадонна с ребенком и Бог, спустившийся с небес, чтобы вдохнуть жизнь, а затем исчезнувший, — мы все больше убеждаемся в том, насколько нужен отец в семье, и все чаще видим примеры позитивного — любящего и эмпатичного — отцовства. Хочется верить, что за последнее время образ застенчивого отца, беспокоящегося о том, что у детей нет ботинок, — Новосельцева из фильма «Служебный роман» — приобрел гораздо больший вес, чем отсутствующий отец — военный или бизнесмен — тиран, или вовсе ушедший и неизвестный.
Если мы посмотрим на примеры из прошлого, то обнаружим, что художники изображали не только травмы, оставленные отцом, как это часто делала Луиз Буржуа, или сцены, отсылающие к библейским сюжетам — например, Рембрандт «Возвращение блудного сына», но и нежную отцовскую любовь или создавали портреты своих пап. Например, известно, что Фрида Кало восхищалась стойкостью своего отца Карла Вильгельма Кало, который страдал от эпилепсии. В своих дневниках она описывала детство как чудесное время и рассказывала о тесной связи с Карлом. Несмотря на то, что отец был больным человеком, для художницы он был примером нежности и трудолюбия. В юности и уже будучи взрослой Фрида вдохновлялась его хобби — фотографией, и писала о том, что отец стал для нее поддержкой, когда выяснилось, что она больна полиомиелитом. Портрет, который она посвятила папе, был скопирован с его свадебной фотографии и имитирует коричневые тона сепии в знак уважения к его делу жизни.
Среди проектов современных художников травма и негативный опыт, связанный со своими отцами, встречается все еще чаще, чем позитивный. В 2021 году в Санкт-Петербурге в микро-институции «Конструктор» проходил опен–колл для арт-проектов про отцовство, по итогам которого состоялась выставка в галерее Zerno. Большинство выбранных проектов были очень трогательными, однако рассказывали о том, как отец ушел, его вовсе не было или он погиб. Например, альбом художника Александра Туманского, который он нашел в детстве, где на всех фотографиях лицо одного мужчины было аккуратно вырезано. Спросив свою маму, кто это и где его отец, он получил ответ — «Твой папа президент». Будучи ребенком художник тогда приклеил лицо своему папе, использовав газеты и журнал. В 13 лет он узнал, что, на самом деле, отец, за два месяца до рождения сына, ушел к другой женщине. Альбом, на котором детским почерком на обложке было вычерчено слово «Папа», был надолго забыт, но в 2021 году стал арт-объектом о «неизвестном отце».
Эта выставка об отцах и отцовстве была сделана кураторами Ариной Дейкиной и Лизой Светловой и посвящена памяти папы Лизы. Несмотря на отсутствие репрезентации позитивного отцовского опыта в экспозиции она стала важным шагом, с которого начинается этот непростой разговор.
Позитивный опыт взаимодействия со своим папой отображен в фотопроекте, который затем переродился в зин, Ирины Буравковой «Папина линия». Подаренный ей в детстве золотой зуб папы в период взросления стал для художницы оберегом.
«Я сделала для него мешочек и теперь ношу на шее. […] Думаю, папин зуб для меня [...] — символ той особенности, которая мне необходима для того, чтобы работать. Это точка любви, исходя из которой я принимаю все свои решения в жизни»
Трогательные фото, сделанные на родине Ирины в Астрахани, отсылают зрителей также к размышлениям о том, что такое — родина, и можно ли ее найти, порой, в самых неожиданных для себя вещах.
Еще один трепетный фотопроект, посвященный своему отцу, отсылает нас к картине Фриды Кало, о которой мы уже поговорили. Это серия концептуального фотографа Грайра Саркисяна “My father and I”, которая также посвящена отцу-фотографу, основавшему в 1979 году первую в Сирии фотолабораторию цветной фотографии под названием "Dream Color". В этом магазине Грайр вырос и получил свои знания в области фотографии.
«Я не знаю, стал бы я фотографом, если бы не фотостудия моего отца. В детстве я мечтал бросить школу и работать с ним. Студия проявляла 2000 пленок в день»
В 2010 году отец решил закрыть студию. Художник полетел в Дамаск, чтобы задокументировать каждый уголок этого места и попросил отца сфотографировать его так, как последнего клиента. «Это был самый напряженный, молчаливый разговор, который у меня был с отцом. Мы оба знали, что закрываем важную главу нашей жизни, и не произнесли ни слова».
Фотопроект Анеты Бартос затрагивает сложную тему отца, который воспитывал художницу в одиночку. С 8 лет Анета жила вдвоем с папой в маленьком городе Польши. Ее отец был культуристом-бодибилдером, и именно поэтому художница в 2013 году решила запечатлеть своего папу в этом образе.
«Он занимался соревновательным бодибилдингом более полувека и хотел увековечить себя в красивой и художественной форме, пока его тело не деградировало»
Как будто обнажая и свои отношения друг с другом, Анета вместе со своим отцом представлены на фотографиях только в нижнем белье. Когда работа вышла в свет, художница получила долю критики и непонимания за этот прием, однако сама она возразила: «Без одежды мы обычно сводим все к наготе или сексу и отбрасываем более тонкое прочтение, которое может скрываться под ней».
