Будни полукровки: Натела Поцхверия о грузинских корнях и детях третьей культуры

Я родилась и выросла в Москве. У меня мама — русская, а папа — грузин. И именно так, без запинки, я представляюсь последние лет тридцать, но только недавно я прочувствовала всю глубину, счастье и противоречивость собственной сути, когда переехала в Тбилиси из Москвы четыре года назад.

В Москве — недостаточно русская, а в Грузии — не до конца грузинка.

Мои родственники в Тбилиси называли меня ласково «русо» — игра слов. Есть грузинское имя Русудан, сокращенно Русо. Но меня так называли за мою русскую половину. Я до сих пор не научилась вести small talks в Грузии, но очень легко нахожу контакт с англичанами или итальянцами, а в России, каждый раз, когда у меня вырывается пресловутое «мы» или «у нас» я себя мысленно спрашиваю, а кто «мы»-то?

И можно было всю жизнь сетовать, что я полукровка и магл, но я решила, что у меня есть суперсила — ткать собственный культурный ковер из лучшего, что есть в двух других культурах. Я не хожу в кокошнике (хотя один дома иметь хотелось бы), но на официальные мероприятия надеваю грузинское национальное платье ахалухи, у меня дома на столе лежат салфетки, вышитые на фабрике «Крестецкая строчка», а к приходу гостей я накрываю стол в лучших традициях моей имеретинской бабушки — в три этажа. Я обожаю читать книги на русском языке, но с грузинскими кинокомедиями не сравниться для меня ничего. Голосую, чтобы грузинский юмор и местный колорит внесли в список охраняемого нематериального наследия ЮНЕСКО. А еще люблю бородинский хлеб с ткемали, и русские романсы слушаю в исполнении грузинских артистов.

У меня свое культурное полотно из сложносочиненных переплетений двух узоров.

Ребенок третьей культуры — оказывается, этот термин существует с 50-х годов прошлого века, а я только недавно узнала, что для таких, как я, есть специальное слово. Дети третьей культуры — то есть те, кто сочетают в себе аспекты культуры происхождения их родителей вместе с культурой страны проживания, создавая ту самую уникальную «третью культуру». Они, то есть мы, легко адаптируемся ко всему новому, быстро усваиваем языки и вообще довольно сообразительные. Мы очень легко принимаем других людей, их особенности и несоответствия рамкам. Мы толерантны к чужой самости и ценим самобытность. В этом тоже моя суперсила.
Вот только есть нюанс. Мы никогда до конца не принадлежим ни к одной из культур, а в системе распознавания «свой — чужой» мы не вписываемся в шаблоны, ведь можем не знать каких-то важных кодов, паролей и позывных.

Так, я никогда не водила хороводы, не отмечала праздник Ивана Купалы и не колядовала, у меня не бывает мурашек от русских народных песен, я не люблю равнинные пейзажи и мне не понятны многие особенности российского менталитета. При этом, стоило мне оказаться в Грузии, я чувствовала, как некоторые особенности менталитета грузинского меня выводили из себя. Я не знаю и половины грузинских сказок, потому что мне в садике читали «Снегурочку», а не «Тикара». Я не узнаю фразочки из грузинских детских стишков и не ловлю некоторые шутки. В Грузии на меня за это часто смотрят широко раскрытыми глазами. Вроде, говорит, без акцента и не дура, а элементарных вещей не знает. В такие моменты я всегда иду на опережение и на чистом грузинском объясняю, что не жила в Тбилиси никогда дольше трех летних месяцев и не знаю многие нюансы, поскольку не впитала эти части культурного кода. Зато в вопросах соблюдения традиций и ощущения себя грузинкой я преуспела поболее стопроцентных носителей культуры. Мои тбилисские друзья иногда шутят, что я больше грузинка, чем они. Наверное, это закономерно.

Жить за пределами страны и пытаться сохранить свои корни.

Живи я в Грузии, наверняка, тянулась бы больше к русской культуре. Как-то мама с легкой грустью призналась, что я всегда ощущала себя грузинкой больше, чем русской. Не могу с этим не согласиться, но на самом деле, я ни грузинкой себя до конца не ощущаю, ни русской в полной мере. Я застряла где-то в лимбе.

Когда я поняла, что я «не такая», мне было лет 12.

Так случилось, что до восьмого класса я училась в интернациональной школе, где было много ребят из кавказского региона, в программе были уроки культурологии англоговорящих стран, и все мы вместе жили под лоскутным одеялом разных культур. В восьмом классе я оказалась в московском лицее, и была чуть ли не единственной грузинкой в параллелях с 8 по 11 класс. Вот тогда я поняла, что, кажется, не все так просто и понятно со мной. При поступлении в университет я столкнулась с национальной дискриминацией. Подробно об этом не хочу говорить, но с тех пор я с ужасом смотрю на любого рода дискриминацию по национальному признаку — это очень больно и несправедливо.

В детстве у меня как-то спросили, где мне больше нравится — в Москве или в Тбилиси? Спасибо, не спросили, кого я люблю больше — маму или папу. Я тогда отфутболила вопрошающего с присущей мне в том возрасте непосредственностью — мол, ответ зависит от того, кто спрашивает. Но, что скрывать, на самом деле я всегда любила Тбилиси чуть больше, чем Москву. Тбилиси был праздником, где любимая бабушка готова достать Луну с неба, а в Москве — рутина, школа, сугробы и ранние подъемы. Этот привкус беззаботного веселья с ароматом свежеиспеченного хлеба преследовал меня всю жизнь. Москва, в моем представлении, очень суровая барыня, которая решает, кто ей понравится, а кого она не будет принимать в своем имении. У нее хорошие манеры, но со всеми она подчеркнуто вежлива и холодна. И по-настоящему принимает лишь спустя годы верной службы и восхищения. Тбилиси — нарядный юноша, который услужлив и хотел бы ко всем повернуться своей самой приятной стороной, эдакий льстец и очаровательный бонвиван, который всегда улыбается и никому не показывает свою боль, которой, может быть, полны шлюзы.

К слову, всем гостям, которые приезжают к нам в Тбилиси, я напоминаю, что мы — не губерния и не младший брат. Мы — отдельное независимое государство со своей культурой, которую, к слову, долгие годы советского правления пытались задвинуть в тень. Недавно в интервью Евгения Альбац отлично подметила, мол, а что мы вообще знаем про Грузию, кроме «Витязя в тигровой шкуре»? И, правда, что?

Когда у меня спрашивают, навсегда ли мы переехали в Тбилиси, у меня мурашки бегут по коже.

Мне не нравится слово «навсегда».

Я отшучиваюсь, мол, навсегда пусть наши враги куда-то переезжают, а нам пока здесь хорошо. Я не скучаю по Москве, как по носителю культуры. Я скучаю по родным, по бабушке, но не по березкам, и не по просторам. А вот по горам скучаю, даже находясь в Грузии. Мне физически важно хотя бы раз в месяц оказываться на вершине какого-нибудь мало-мальски крутого холма и впитывать это ощущение свободы, продуваемое всеми ветрами. Наверное, из-за двойственности у меня нет четкого ощущения «дома». Дом там, где моя семья. Сейчас — в Тбилиси. Завтра — в Лондоне. Послезавтра, может быть, когда закончится (здесь было слово, запрещенное в РФ), это будет и Москва. А вот мои дочки, которые свободно владеют русским и грузинским и живут со мной с младенчества в Тбилиси, мечтают однажды поехать жить в Москву и ощущают себя, как будто бы, больше русскими, хотя в них русской крови скромная четверть. Для них уже Москва — тот праздник, который всегда с ними, и где их бабушка с дедушкой готовы для них достать с неба и Луну, и все звезды.

Появилось ли у меня чувство стыда в последние годы за свою русскую половину? Было короткое время до лета 2022, пока я вообще осознавала, что же случилось, но потом разум победил. Я бескомпромиссно считаю, что русская культура великая, она не принадлежит нынешнему режиму, как не принадлежит ему и богатый русский язык, и великие памятники культуры. А вот за национализм и дискриминацию в любой из стран мира мне стыдно очень. Как ребенок третьей культуры, не раз за эту свою культуру огребавший, могу лишь пожелать всем присмотреться к моей суперсиле — принимать людей разными. Так совершенно точно жить на этой земле всем нам станет значительно комфортнее, какую бы культуру мы ни ткали.