Кто собирает искусство: коллекция Максима Агаджанова

КТО АУДИТОРИЯ ФОНДА СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА MAXART, С КЕМ ВЫ РАБОТАЕТЕ И ДЛЯ КОГО?

Фонд MaxArt мы организовали в 2021 году, соответственно, ему сейчас 4 года. К тому моменту у меня возникла коллекция работ, которые хотелось показывать, но не в привычном «белом кубе», а в интересном месте, куда я мог бы пригласить своих друзей, партнеров, коллег, предпринимателей и, конечно, самих художников. Первым таким проектом стала сайт-специфик выставка Hidden place, которая была организована в бункере на глубине 43 метра под землей, расположенном в районе Третьяковки. Эту выставку можно считать первым проектом фонда.

Моя жизнь тесно связана с искусством, мои дед и прадед были художниками, моя дочь — также художница, сейчас она учится в университете Goldsmiths. Ранее я наблюдал за началом ее творческой деятельности здесь, в Москве, и понял, как тяжело ей работать в домашних условиях, как много поддержки нужно молодым авторам: от места, где можно творить без ограничений, до консультаций и простого общения с коллегами-профессионалами. Представьте, если молодой художник-скульптор, а у него нет мастерской, — во что превращается его быт и быт его близких. Именно тогда я понял, что хочу помогать художникам. По роду деятельности я много лет общаюсь и работаю с деловой средой, с предпринимателями. Именно поэтому мне пришла в голову мысль о том, как важно объединить бизнес и искусство — привлечь деловое сообщество, в первую очередь, к адресной поддержке художников в регионах.

А ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ОТКРЫВАТЬ ФОНД СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА?

В России всегда была традиция, при которой те, кто имеет возможность, поддерживают людей, которые занимаются творчеством и что-то создают. В этом — общая миссия, но для меня лично это страсть. Я вижу жизненную ценность в том, чтобы поддерживать творцов. К сожалению, я не творец. Точнее, творец в другом — в корпоративном бизнесе.

При этом бизнес — это такая деятельность, в результате которой на определенном этапе многие либо выгорают, либо ощущают спад интереса. Искусство — сфера, где люди наполнены духовно и эмоционально. Я стараюсь строить жизнь сбалансировано: много сил и энергии отдаю в бизнес, и при этом получаю энергию от искусства или просто от взаимодействия с художниками.

Для меня фонд — это способ выхода за пределы привычной деятельности и за пределы собственной коллекции. В перспективе рассматриваю возможность создания музея на базе коллекции нашей институции.

Моя личная миссия в том, чтобы быть своего рода евангелистом, нести в разные сообщества, особенно в бизнес-сообщество, идею о том, что художникам надо помогать и показывать, что искусство тоже может помогать. По крайней мере, в своей сфере я не знаю другого такого предпринимателя, который одновременно выступает в роли топ-менеджера и активно рассказывает об искусстве представителям других компаний.

РАССКАЖИТЕ ПРО РЕЗИДЕНЦИЮ MAXART В ПЕРМИ.

Она для нас знаковая, ей уже два года. У меня есть друг — собственник достаточно большого фармзавода в Перми, Юрий Фотеев. Однажды я пригласил его в гости в нашу московскую резиденцию. Он посмотрел, как всё устроено, ему очень понравилось, после чего он предложил что-то подобное сделать в Перми.

Тогда он арендовал небольшой особняк, сделал там за свой счет ремонт. С того момента мы уже три года совместно развиваем резиденцию: вкладываемся в экспертность и делим расходы примерно 50 на 50. Благодаря работе резиденции в Пермь каждые два месяца приезжает пять художников, которые работают над своими проектами и по результатам пребывания могут принять участие в выставке. На протяжении этого времени авторы постоянно общаются с экспертами, посещают музеи и знаковые места региона. Кроме того, появление резиденции запустило изменения в самом городе, ведь культурные институции являются стимулом для развития внутреннего туризма. Именно такие проекты помогают развивать регионы и формировать у молодежи желание остаться в своем городе.

В целом, креативная индустрия — это огромная ниша, в которой работает много молодых людей. Недавно в Сколково зашла речь о том, что в креативной индустрии бюджет чуть ли не больше, чем на весь «Газпром». То есть совокупная выручка и инвестиции в креативные индустрии достигают масштабов, сопоставимых с выручкой корпорации. Это подчеркивает растущую экономическую значимость креативных отраслей, которые становятся драйвером развития экономики, особенно в условиях цифровой трансформации.

Если у тебя есть фармзавод, как у Юрия, но ты не декларируешь и не реализуешь проекты, связанные с социальной ответственностью, которые отзываются у молодежи, то они не придут к тебе работать и создавать что-то новое.

Моя миссия в том, чтобы показать бизнесу, что он может внести вклад в искусство и культуру. Моя мечта открыть резиденции в каждом регионе, чтобы молодым людям не приходилось уезжать в Москву.

КОГДА ВЫ ТОЛЬКО ЗНАКОМИЛИСЬ С ТЕМ, КАК УСТРОЕНЫ ПРОЦЕССЫ В СФЕРЕ ИСКУССТВА, КАКИЕ У ВАС ВОЗНИКАЛИ ВОПРОСЫ К ИНДУСТРИИ В ЦЕЛОМ?

Когда ты попадаешь в новую сферу, то нужно определить, кто в ней эксперты. Я начал со знакомств и быстро нашел то, что искал. Мне было достаточно легко, потому что, когда представитель бизнеса делает шаг в сторону искусства, этот мир его радостно принимает — именно потому, что в нем мало денег.

Если говорить с точки зрения «клиентского пути», то он очень невнятен. Ты не понимаешь, сколько стоит картина, 10 тысяч рублей или 100 миллионов долларов. Вокруг цен много стереотипов — не все знают, что 90% всего искусства в мире продается до 10 тысяч долларов. Огромное количество предпринимателей обращаются ко мне и благодарят за то, что я хоть что-то рассказываю для общего понимания.

ЕСТЬ ЛИ У ВАС ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ТОМ, ВИДЯТ ЛИ ЛЮДИ ИЗ ЧИСЛА ВАШЕЙ АУДИТОРИИ, ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ, ПРАКТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ В ИСКУССТВЕ?

Если они ранее не соприкасались с коллекционированием, то просто «обстукивают» об меня эту тему, примеряют мое увлечение на себя. Я думаю, что им очень нравится то, что я транслирую, — мне лично искусство помогает замедлиться, это большая роскошь. Предпринимателям многозадачность не позволяет поднять голову, поэтому дать себе возможность остановиться — это первое, что бизнес принимает очень хорошо. Также это некая новая оптика для бизнеса, потому что искусство, так или иначе, выражает и обыгрывает вечные темы. Кроме того, мы живем в мире резких изменений. Все предприниматели ищут креатив, новые идеи, а общение с художниками вдохновляет. Я люблю общаться как со взрослыми авторами, так и с молодыми, которые работают в нашей резиденции.

КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, МОЖНО ЛИ СЕЙЧАС ЗАРАБАТЫВАТЬ НА СОВРЕМЕННОМ ИСКУССТВЕ В РОССИИ И МОЖЕТ ЛИ ОНО СЧИТАТЬСЯ ИНВЕСТИЦИЕЙ?

Безусловно, сейчас в России люди зарабатывают на современном искусстве. Дилеры, галеристы, деятели искусства, которые дают разные консультации, так или иначе зарабатывают. Мы как фонд находимся в стороне от этого, точнее — по другую сторону.

Искусство — это бизнес для тех, кто занимается коммерческим вопросами креативных индустрий. Если следовать законам бизнеса, то предложение появится тогда, когда есть потребность. Соответственно, потребность мы с вами видим, вопрос в другом: существует подмена понятий, не все разбираются в том, что есть искусство, а что — декоративно-прикладное творчество. Я знаю людей, которые показывают свою коллекцию, а там такое, что это ни то что собирать, показывать нельзя. Более того, человеку это не нравится, но ему сказали, что именно из таких работ в будущем сложится классная коллекция. Здесь я вижу большую проблему, так как мы сталкиваемся с обманом людей. При этом, возможно, консультант даже сам искренне верит в то, что рекомендует.

Поэтому я рассматриваю работу над фондом как инвестицию в то, чтобы встретить красивую старость, передать объекты моего коллекционирования детям и внукам. И, самое главное, прожить прекрасную жизнь, общаясь с художниками, галеристами и экспертами. А если заниматься спотовым рынком, то это обман. Я в это не верю.

Для любого прогноза нужны метрики, винтажи и история. Если вы инвестируете в квартиру, акцию или автомобиль, то у вас есть винтаж — вы можете посмотреть, что было 10 лет назад именно с этим домом и узнать, что было с землей под ним 10, 20, 50 лет назад. У вас нет этой истории на картину молодого автора. Например, про работы Александра Виноградова и Владимира Дубосарского — еще можно что-то сказать, а если вы берете работы Игоря Самолета, которые я очень люблю, то как можно сказать, что с ними будет, если еще не прошло время.

Я инвестирую в эмоциональную часть своей жизни. Допустим, вижу работы наших резидентов, потом 2-3 дня не могу уснуть — хочу еще раз ее увидеть. И покупаю. Если живешь такой наполненной жизнью, то вырастет картина в цене или не вырастет, не имеет значения.

КАКОЙ ПОЗИЦИИ ВЫ ПРИДЕРЖИВАЕТЕСЬ В ОТНОШЕНИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ ХУДОЖНИКОВ И В ЦЕЛОМ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ АРТ-СФЕРЫ?

Я рад, что профессионального образования для художников в России сейчас становится все больше и больше. Много примеров действительно неплохого или даже очень хорошего качества в этой сфере. У нас в фонде тоже есть просветительские программы, которые мы делаем в большей степени для бизнеса и для небольших групп по их запросу. Бизнес я знаю хорошо, поэтому ко мне часто обращаются с запросом рассказать какие-то азы.

КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТОБЫ СТАТЬ КОЛЛЕКЦИОНЕРОМ, РАЗВИВАТЬСЯ В ЭТОЙ СФЕРЕ, НУЖНО ЛИ ОБРАЗОВАНИЕ И НУЖНО ЛИ ЭТОМУ УЧИТЬСЯ?

Да, конечно. Как минимум, надо понимать ландшафт и знать, что ты хочешь коллекционировать. Если ты хочешь коллекционировать ныне живущих российских художников, это один курс. Если ты хочешь видеть в своей коллекции международный рынок, то это другой курс. Я, кстати, не верю в мировой рынок, а верю в локальные рынки по отдельности — американский, китайский, европейский, французский, британский.

Если бы мне, как человеку, желающему начать коллекционировать, на каком-то вебинаре или лекции рассказали обо всех тонкостях, то я был бы рад. Но я не знаю таких проектов. Наверное, их нет, опять же, в силу закрытости коллекционеров как таковых. Я думаю, что реальных коллекционеров намного больше, чем мы с вами знаем.

ЕСЛИ ГОВОРИТЬ ПРО ДРУГИХ КОЛЛЕКЦИОНЕРОВ, ОТСЛЕЖИВАЕТЕ ЛИ ВЫ, КТО ЧТО СОБИРАЕТ? МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫДЕЛЯЕТЕ ЧЕЙ-ТО ПОДХОД, КТО-ТО ВАМ БЛИЗОК ИДЕЙНО?

У меня очень рациональный подход. Я, конечно, понимаю, что коллекционируют другие и выставляют на рынок. И понимаю, почему они это выставляют. У каждого коллекционера, наверное, есть путь эволюции и перерождения. Что-то перестает волновать, либо хочется купить что-то другое, поэтому он готов выставить другие работы. Это всё видно.

У нас в фонде есть куратор Мария Калинина. Мы с ней выбрали направление актуального современного искусства последнего двадцатилетия и формируем очень четкую коллекцию. Поэтому, когда мы приобретаем ту или иную работу, то, безусловно, знаем, у каких коллекционеров есть произведения этого автора.

Наверное, я не сильно погружен в дружбу с коллекционерами. Но у меня и бюджеты другие. Есть коллекционеры с более внушительными расходами, которые обмениваются работами друг с другом. Мы с коллекцией фонда не гонимся за дорогими покупками, а верим в идею коллекции, объединенной общим смыслом, которая в перспективе будет каталогизирована и описана.

Я точно не стремлюсь за очень дорогими работами, хотя в числе моих приобретений есть произведения Александра Виноградова и Владимира Дубосарского, Бориса Орлова, Эрика Булатова, Виктора Алимпиева, Владимира Немухина, Франциско Инфанте. Но работы молодых, современных, актуальных авторов, мне очень интересны. Потом мы очень внимательно смотрим на наших резидентов, так как они проходят достаточно большой экспертный отбор. И то, что создают в резиденции, мне нравится, поэтому я у них с удовольствием приобретаю работы в коллекцию моего фонда.

РАССКАЖИТЕ ПРО ВАШУ ЛИЧНУЮ КОЛЛЕКЦИЮ. КАКОЙ ОНА НАПРАВЛЕННОСТИ?

Моя личная коллекция тоже меняется. И, хотя я не очень долго занимаюсь коллекционированием, может быть, около 8 или 10 лет, но в последние годы она мигрирует от фигуративного искусства к абстракции. На начальных этапах я покупал, как говорил ранее, Эрика Булатова и Бориса Орлова, а со временем в коллекции появились работы Валерия Чтака и Игоря Самолета. Последнее приобретение — это черно-белые большие полотна Владимира Логутова. Вместе с коллекцией меняюсь и я. В общем, сейчас основа коллекции — это актуальное современное искусство последних 20 лет, но с акцентом на ныне живущих молодых художников.

ЕСТЬ КОЛЛЕКЦИЯ ФОНДА, ЕСТЬ ВАША ЛИЧНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ — ЭТО ОДНА КОЛЛЕКЦИЯ ИЛИ ВЫ ИХ РАЗДЕЛЯЕТЕ? КАК ВСЕ УСТРОЕНО?

Всё верно. Есть коллекция фонда и есть моя коллекция. Коллекция фонда — это то, что мне нравится, но я не всегда могу понять то или иное произведение, иногда мне нужно время. Обычно в такие моменты мне подсказывает куратор, что подобной работы в коллекции не хватает. Соответственно, мы ее приобретаем.

Личная коллекция в большей степени была собрана ранее, когда я просто дружил с художниками и не занимался этой сферой профессионально. Мне всю жизнь нравилось искусство, как и говорил, у меня прадедушка, дедушка и дочка художники.

В начале мой путь был достаточно туманен. Хорошо, что я нашел и познакомился лично с художниками на заре своего коллекционирования. Это была «старая школа» — их работы и есть основа моей коллекцией. Меня греют воспоминания об общении с этими художниками, многие из них умерли, а я вспоминаю как приезжал к ним в гости, мы пили чай, разговаривали. Я их внимательно слушал, мне был ценен их опыт. Это и есть моя личная коллекция, она небольшая, но дорога именно как память.

И, ПОЛУЧАЕТСЯ, У ФОНДА ЕСТЬ СВОИ ЗАДАЧИ, ПОД КОТОРЫЕ ВЫБИРАЮТСЯ РАБОТЫ?

Мы строим профессиональную коллекцию, держа в уме, что она могла бы быть коллекцией музея. Этим обусловлены четкие подходы к ее формированию. А то, что было ранее куплено, это связано с дружбой.

КАКИМИ РАБОТАМИ ОСОБЕННО ГОРДИТЕСЬ?

У меня в кабинете висят три картины, объединенные одной темой. Одна из них — это большая работа Александра Виноградова и Владимира Дубосарского из серии «Тихий час». Это моя любимая работа. У их несколько произведений из этой серии, и все вроде бы у меня. Вторая работа — Владимира Дубосарского, на ней изображен мальчик с шлангом и огромная струя воды, от которой расходится радуга. Вы такой корпоративный кабинет вряд ли у кого-нибудь увидите. А на третьей стене — мистер Брейнвош, последователь Бэнкси. Эти три работы объединены одной большой идеей — вся жизнь впереди, а детство это бунтарство и отдельный светлый мир.

В последнее время мне очень нравится художник Владимир Логутов. Дома я убрал все работы, которых у меня было достаточно много, и теперь висят только его черно-белые холсты.

Еще сейчас мне нравятся работы Димы Филиппова. А недавно я купил достаточно много работ Франциско Инфанте. Такой у меня период — очень нравится сочетание Логутова, Филиппова, Инфанте.

КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО ЧАСТО СТАНОВЯТСЯ ИНСТРУМЕНТАМИ ДЛЯ РЕШЕНИЯ СОЦИАЛЬНЫХ И ПОЛИТИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ. КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, НАСКОЛЬКО ВАЖНА РОЛЬ ИСКУССТВА В СЕГОДНЯШНЕМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ?

Александр Прохоров в книге «Русская модель управления», которую я сейчас перечитываю, говорит, что в жизни российского общества бывают моменты, когда нужно навалиться и сделать что-то совместное, а есть периоды оттепели. Если говорить упрощенно, автор выделяет два ключевых состояния в жизни российского общества: периоды, когда общество или коллектив в связи с внешними угрозами или кризисами объединяются для решения общей задачи, и периоды оттепели, когда давление ослабевает, и люди начинают больше думать о личных интересах и самореализации.

Я думаю, что художники чувствуют этот переход из одной фазы в другую. Искусство всегда должно либо отражать этот нерв, либо взаимодействовать с ним.