Haim Sokol on russian cancel culture and the opportunity to set your own rules
Продолжаем рубрику «Новый мир: как жить?», которая не теряет своей актуальности. Новый материал — колонка художника Хаима Сокола по мотивам удаленного поста в Фейсбуке.
Этот текст — продолжение моего недавнего поста в Фейсбуке о моей неудавшейся карьере (ненавижу это слово) на фоне всеобщих воплей о повсеместном кэнселинге русской культуры. Признаюсь, я писал этот пост в пароксизме отчаяния и тревоги. Приступы паники от ощущения так называемой «никомуненужности» (термин предложенный и описанный Перцами когда-то в начале 2000-х для азбуки Гельмана) посещают меня довольно часто. Но сейчас, кажется, особенно в связи с предстоящей релокацией в Израиль, я погрузился в один сплошной приступ. В итоге я стер свой пост, устыдившись проявления жалости к себе, тем более неуместного в эти тяжелые времена. Однако я согласился на предложение редакторки развить эту тему, потому что действительно важно проговорить какие-то вещи, связанные с будущим, точнее, с настоящим современного искусства в России. Как минимум, это важно с терапевтической точки зрения.
Для тех, кто не читал пост, имеет смысл частично воспроизвести его здесь. «Вот все говорят кэнселинг-не кэнселинг. А у меня за 15 лет не было ни одной сольной выставки в Европе или в Америке, ни галерейной, ни тем более музейной. За все эти годы я считанные разы, буквально 2-3 раза, участвовал в групповых выставках по приглашению кураторов "оттуда". Большинство моих писем, заявок, обращений остаются без ответа. Либо приходят очень вежливые отказы…». Все это действительно так. Статистически все верно. Но это, разумеется, глубоко минорный, невротический взгляд, а потому не совсем корректный. В России у меня было множество выставок, и групповых, и персональных. Были и крупные, в том числе — и музейные. В общем, есть, что вспомнить. И это тоже факт, который, впрочем, не отменяет предыдущего.
Можно быть вполне состоявшимся локальным художником и оставаться в зоне невидимости на международной сцене. И наоборот.
Здесь уместно вспомнить теорию Бурдье о социальных полях, в частности — о поле литературы и искусства. Чтобы не утомлять никого нудным изложением довольно сложной теории, которую я и сам не вполне понимаю, я хочу предложить метафору. Поле искусства — это игра в монополию. В этой игре традиционно играют монополисты против конкурентов. На старте банкир выдает всем равное количество денег. Игроки начинают по очереди бросать кости. Но вместо того, чтобы приобретать дома, улицы, транспортные, энергетические и другие компании — вы покупаете институции, музеи, галереи, выставочные залы. Это называется экономический капитал. Иногда вы тянете карточку, и вам выпадают гранты на обучение в различных престижных вузах, резиденции, стажировки. Это культурный капитал. Иногда вас приглашают в престижный международный проект, или вы получаете возможность сделать выставку, осуществить проект, напечатать каталог, или о вас пишут статью в важном издании. Это символический капитал. Как правило, вам приходится за него платить — деньгами или трудом. Например, когда фишка конкурента попадает на поле музея, который находится в руках монополиста, нужно заплатить, чтобы сделать выставку. Но иногда это ваш собственный музей или галерея. Или вам выпадает счастливый билет. Впрочем, билеты иногда попадаются и несчастливые, и вас могут отправить в зону невидимости и забвения.
Так вот. Плохие новости заключаются в том, что в России мы, простые тружени_цы культуры (большинство из нас), давно и безнадежно играем в свою собственную монополию, в которой нет Берлина, Амстердама, Рима, Лондона и прочей Европы, а есть Москва, Питер, Екатеринбург, Нижний Новгород, Новосибирск, Красноярск и ряд других городов.
Есть, точнее были, олигархические институции с их (само) колониальным снобизмом, есть госинституции с их «традициями» и цензурой. Есть галереи, которые почти ничего не продают. Сегодня в поле российской монополии стоит добавить клеточки «война», «выжженое публичное пространство», «пропаганда», «цензура и уголовное преследование». Иными словами, мы действительно никому не нужны и все наши капиталы исключительно в рублях.
С другой стороны, это все только игра и уже хотя бы поэтому не стоить переживать (хотя немного удачи все равно не помешает). Постановка вопроса «кому я нужен_а,» в корне некорректна, поскольку так мы остаемся в устоявшейся капиталистической системе рынка труда, где кажд_ая из нас в ситуации конкуренции и неравенства продает свое тело, способности, умения. В этих условиях мы никому не нужны, потому что имя нам легион.
Вопрос не в том, кому мы нужны, а в том, что нужно нам, каждо_й из нас. И когда я говорю «нужно», я имею в виду важно, интересно, то есть вызывает в нас искренний, неослабевающий интерес и страсть.
Можно пересесть играть за другой столик, можно изобрести новые правила игры, можно опрокинуть стол. А можно — вообще придумать новую игру. И это хорошие новости.